- Нет, нет и нет! – кричал Аполлон Григорьевич. – не делайте из меня гомосексуалиста! Я против такого насилия над моей личностью!
Федор Игнатьевич сидел на диване и, казалось, не слушал вопли Аполлона Григорьевича. На самом деле слушал, и довольно внимательно, ибо был его лечащим врачом.
Изредка Федор Игнатьевич снимал и надевал пенсне и вытирал загорелый лоб от проступавших на нем в неимоверно жаркий день капель пота.
Когда Аполлон Григорьевич устал кричать и вместо воплей стал издавать какой-то хрип, Федор Игнатьевич содрал с него брюки и, обнажив массивный зад, сделал туда инъекцию. Аполлон Григорьевич немного успокоился. Федор Игнатьевич замерил пульс и бархатным басом промолвил:
- Может, хотите чаю, достопочтенный Аполлон Григорьевич?
- Не откажусь, - улыбнулся неожиданно присмиревший Аполлон Григорьевич.
Они прошли на кухню, где весьма миловидная супруга Федора Игнатьевича разлила им чай в чашки из серебристого фарфора.
Где-то Аполлон Григорьевич уже видал эту женщину. В клинике? Приходила в контору? В магазине? Наконец он вспомнил. Когда-то давно наш Аполлон Григорьевич был женат, и что-то ему подсказывало, что именно на этой женщине.
Его мысли прервал бархатный голос Федора Игнатьевича:
- А теперь, когда наш пациент успокоился, Мариночка может изложить суть дела.
- А что тут искладывать? – воскликнула миловидная Мариночка, супруга Федора Игнатьевича.
- Излагать… - мягко поправил Федор Игнатьевич.
- Хорошо, сейчас излагу. – продолжила Мариночка. – Мы с супругом хотим предложить вам полное выздоровление в обмен на одну услугу.
- Подождите, - вдруг перебил Аполлон Григорьевич, - Марина, это… действительно… ты?!
- Да, это я, а что? – удивилась вопросу Марина.
- Но ведь ты погибла во время землетрясения 1966-го года!!!
- Ошибаешься, дорогой, это ты погиб тогда, но ничего страшного, мой нынешний муж Федор Игнатьевич – гений медицины, он сможет полностью исцелить тебя.
- Меня не надо исцелять, я вполне здоров, - начал кипятиться Аполлон Григорьевич.
- Вот тут вы ошибаетесь, - мягко встрял Федор Игнатьевич, - вы поражены недугом смерти.
- Но ведь я жив!
- Это Вам только кажется, голубчик. Иллюзия жизни это главный симптом больного смертью. С подавления этого симптома мы и начнем наш курс лечения. Но для начала нам нужно заручиться Вашими гарантиями, дорогой.
- Что-то Вы мне голову морочите… - позволил себе заметить Аполлон Григорьевич.
- И в этом вы ошибаетесь, дорогой мой, это вы нам морочите голову. Короче говоря, снимайте штаны, я спешу…
Аполлон Григорьевич снял штаны, и Федор Игнатьевич на пару с Мариночкой стал его осматривать, периодически делая в своем блокноте по-латыни.
- Что это вы там пишете? – дружелюбно полюбопытствовал Аполлон Григорьевич.
- Не ваше собачье дело! – неожиданно рассвирепел Федор Игнатьевич.
Не успел Аполлон Григорьевич возмутиться, как Мариночка, осматривая его анатомию, вдруг поразила всех неожиданной репликой:
- Никогда не прощу себе, что променяла этого богатыря на твои хилые причиндалы! – горько воскликнула она.
- Простите, что Вы сказали? – спросил Федор Игнатьевич, от потрясения начавший говорить «Вы» своей благоверной…
- Впрочем, надо отдать тебе должное, - поправилась Мариночка. – Ты зато обладаешь незаурядным умом.
- И на том спасибо, промолвил Федор Игнатьевич и налил себе простокваши.
- Одевайтесь, - бодро приказал он Аполлону Григорьевичу, - ваш случай не так критичен, бывало и похуже. Не пройдет и двух недель, мы из вас человека сделаем – на Олимпиадах выступать будете.
- Я никогда не питал склонности к спортивным состязаниям. – ворчал Аполлон Григорьевич…
- А не устроить ли нам состязание? – вдруг оживилась Мариночка…
- Нет! – отрезал Федор Игнатьевич. – Итак, обратился он к Аполлону Григорьевичу. – Вы, в качестве скромной мзды за ваше выздоровление должны отдать свою мужскую силу в жертву Справедливости.
- В качестве куда?! – вздрогнув, спросила Мариночка.
- В качестве мзды, - повторил Федор Игнатьевич. – Знаете такое древнеславянское слово, жид вы поганый?!
- Попрошу не переходить на личности, - вскричал Аполлон Григорьевич и достал револьвер. – Я вызываю вас на дуэль!
- Хорошо, - спокойно проговорил Федор Игнатьевич, разминаю руки. – Но я не умею стрелять из револьвера, и поэтому это будет гитарная дуэль. Судить пригласим Мариночку. Если вы меня переиграете – берите ее себе.
- Извольте - ответствовал Аполлон Григорьевич и, взяв гитару за гриф, декой со всей силы ударил Мариночку по голове.
Мариночка была скрытой мазохисткой, и поэтому победа была безоговорочно присуждена Аполлону Григорьевичу, Федор Игнатьевич даже не смел протестовать.
Мариночка быстро собрала вещи и уехала с Аполлоном Григорьевичем на Сейшельские острова, а Федор Игнатьевич, оставшись один, мог спокойно приводить теперь на квартиру своих многочисленных любовниц, чем и поспешил воспользоваться.
Федор Игнатьевич вышел из дома и быстрым шагом направился вниз по бульвару. Когда он прошел половину бульвара, к нему подошел человек в желтом костюме и улыбаясь сказал:
- Здравствуйте, я представитель братства вороньего крыла. Ответьте, пожалуйста, на вопросы нашей анкеты… Первый: Вы верите в существование сатаны?
- Не верю, - сказал Федор Игнатьевич.
- Тогда на остальные вопросы можете не отвечать. Следуйте за мной, – и повел его по каким-то затемненным переулкам. Наконец, они достигли цели.
На каком-то черном доме красовалась статуя ворона с одним крылом.
- Это наш офис.- сказал молодой человек. – Здесь мы совершаем жертвоприношения. Если Вы хотите спасти свою совесть, соединив ее с высшими мирами, вы должны участвовать в следующем жертвоприношении в качестве жертвы.
Федор Игнатьевич вдруг побледнел и покраснел одновременно. В окне офиса он заметил фигуру другого молодого человека, который нес куда-то Аню, дочь Федора Игнатьевича…
Они зашли в отверстие в стене, оказавшееся дверью, и оказались в темном коридоре.
- В какую это задницу ты меня привел? И что тут делает Аня?
- Это задница Иеронима Ивановича, - ответил человек в желтом костюме. А Аня тут исключительно по собственному желанию.
- Нет, - ответил Федор Игнатьевич, - я никогда не смогу в это поверить, так же, как я никогда не поверю в сатану!
И с этими словами Федор Игнатьевич схватил свою дочь Аню за руку и потащил ее наружу к свету в еще не успевшую закрыться за ними дверь.
Вот так и от нас требуется решительность и свободное волеизъявление для того, чтобы выбраться из задницы, в которую мы часто, по свойственной нам испорченной природе, попадаем.
Глядя на усы Иеронима, Аня думала, что неплохо бы Иеронима принести в жертву. Ане нравились импозантные мужчины, но усатый Иероним с кошачьим взглядом был похож на гусара. Иероним сверлил кошачьими глазами Аню, а та не знала, что от него ожидать.
- Простите, могу ли я вам задать один интимный вопрос? – замурлыкал, как кот, Иероним.
- Ну, если только один…
- Вы верите в существование дьявола!
- Я над этим не задумывалась, - отрезала Аня, и, вставая из-за стола, собралась уйти.
- Сядьте на место, - негромко, но властно проговорил Иероним.
- Что Вы ко мне пристали! – не сдержавшись, нервозно воскликнула Аня.
- Я хочу спасти Вас.
- От чего??
- От невежества. И для этого Вы должны стать моей любовницей.
От такой наглости Аня лишилась дара речи и выпучила глаза.
- Вот телефон нашего «Братства Вороньего крыла». – веско и внушительно продолжил Иероним. – Вы сами мне позвоните, когда придет время. Сказав это, Иероним закрыл глаза. Аня не могла прийти в себя от наглости Иеронима и продолжала стоять с выпученными глазами. Такой и запомнила ее собравшаяся в тот вечер в Братстве публика. Иероним меж тем завернулся в свой фиолетовый плащ и не открывая глаз покинул залу. Когда Аня немного опомнилась, на месте Иеронима сидел седой благообразный старичок. Аня бросилась из залы вслед за Иеронимом, но старичок вернул ее на место и вкрадчиво спросил:
- Есть ли в Вас что-либо, что томит вашу душу и не дает покоя?
- Нет, - хотела ответить Аня, но вместо этого смогла только выговорить – Да.
- Я так и думал, - сказал старичок. – Я помогу вам избавиться от этого. Снимайте одежду.
- Зачем?!
- Вопросы здесь задаю я. Давно ли последний раз пили водку?
- Да как вы смеете?!! – вне себя от ярости закричала Аня.
- Я еще и не то посмею, - многообещающе проворчал старичок, снимая штаны, - кто здесь хочет бросить пить – вы или я?!
- Вы, - хотела ответить Аня, но смогла лишь произнести – Я.
Старичок между тем снял кирзовые сапоги и достал из одного из них чекушку. «Пейте!» - властно приказал он.
Аня не испытывала жажды, но слишком благообразным был старичок, и она не посмела обидеть его отказом. Она налила водку в возникший в воздухе граненый стакан и махом опустошила его.
- Я больше не хочу пить водку!
- Ну и замечательно, - старичок был явно доволен. – Теперь можно заняться и более серьезными делами.
- В вашем возрасте этими делами уже не занимаются, - робко прошептала Аня. – Прошу Вас, наденьте штаны
- Правила братства вороньего крыла запрещают сидеть в штанах при дамах.
- Странные правила, - пьянея, сказала Аня. – Уж если сидеть без штанов, лучше Иерониму, а не Вам.
- Иеронима больше нет. – Трагически отрезал старик. – Так что временно я исполняю его функции.
- Временно – это сколько? – поинтересовалась Аня.
- До избрания нового Иеронима. Но это будет не скоро, лет через семьсот. Так что вы вряд ли доживете.
- Я постараюсь, - сказала Аня. – Я даже готова выполнять все ваши предписания.
- Вот это уже лучше, - подобрел старичок. – Прежде всего выпейте это таблетку.
- Я не хочу таблетку, хочу еще водки, - заплетающимся языком ответила Аня, - а скажите, Иеронима, что, совсем нет?
- Совсем. Он перешел в несуществование. А Вы этим раздосадованы?
- Признаться, да. У него такие густые кудри… Я хотела бы, чтобы он посидел рядом со мной без штанов…
- Какие у вас похабные, однако, желания. Не бывать сему! И водки, я думаю, вам тоже пить не стоит. Решено: останетесь здесь и будете забавлять меня. Мне, знаете ли, еще семьсот лет предстоит разбираться с подобными дурами – занятие не из легких.
Анечка не могла снести столь тяжкого оскорбления, и рука ее поднялась, чтобы наказать старичка пощечиной, но тут же опустилась безжизненно.
- Глупая, глупая вы девочка. Я же, можно сказать, исполняющий обязанности Иеронима и почти всемогущ, а вы руку на меня, старого человека, поднимаете, - не хорошо.
После этих слов со старичком произошла неожиданная метаморфоза. Он преобразился в молодого усатого человека с гусарскими усами, одним словом, в Иеронима.
- Это был розыгрыш, милая, - улыбаясь, шептал Иероним. – Ну что, после того, как Мы явили Вам свою силу, Вы согласитесь стать Нашей любовницей?
- Вы еще не явили нам свою «силу», - лепетала пьяная Аня. – И вообще, Вы – хам, молодой человек. Вы не пробовали к психологу обратиться?
- Пробовал, конечно, да я и сам всем психологам психолог. Хотите, я прочту в ваших глазах ваши тайные чаяния?
- Не хочу, - бормотала Аня. – Я хочу спать.
- Какое совпадение – я тоже.
С этими словами Иероним взял Аню на руки, и понес в какое-то темное помещение. Аня не помнила себя от счастья: она прижималась щекой к усам Иеронима.
Вдруг Иероним споткнулся, выронил Аню, и упадая сам, стал тяжело блевать на свою избранницу. И тут Аня испытала состояние, близкое к оргазму.
В это время дверь открылась, и в коридор вошли два человека – один в желтом костюме, а другой – в пенсне.
- Иероним Иванович, - удивленно воскликнул тот, что был в желтом костюме, - а что это Вы тут валяетесь, да еще в рабочее время? Так ведь недолго и выговор схлопотать…
Но его прервал человек в пенсне:
- Нюрка, ты что здесь делаешь?
Аня проронила какой-то неопределенный звук. Человек снял с себя пенсне и резкими движениями стал пихать ее Иерониму в задний проход. Аня всеми силами сопротивлялась.
- Нет, не делайте из меня гомосексуалиста! – орал Иероним, претерпевая метаморфозу в Аполлона Григорьевича.
- Я из тебя сейчас пассивного некрофила сделаю! – кричал человек, снявший пенсне.
А молодой человек в желтом костюме вдруг снял галстук и оказался Мариночкой, супругой Федора Игнатьевича, человека, снявшего пенсне.
- Это был розыгрыш, милый, - сказала Мариночка Федору Игнатьевичу. – А Аполлона оставь в покое, он болен. У него синдром смерти – он считает себя живым.
С этими словами Мариночка помогла Ане выбраться из заднего прохода Аполлона Григорьевича.
- Аполлона мы отправим в лечебницу, - отряхивая Аню, сказал успокоившийся Федор Игнатьевич. А братство вороньего крыла прекращает свое существование.
И братство вороньего крыла прекратило свое существование.
